Правила большой игры - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Супругов привезли в отделение в наручниках и поместили в разные клетки, однако они так громко орали друг на друга, продолжая ссору, что Буанзену пришлось пригрозить им «холодной», где «вода по колено, а в углах водоплавающие крысы». Почему-то упоминание о водоплавающих крысах успокаивало даже самых отъявленных дебоширов. Что-то ужасное было в этих словах – водоплавающая крыса.

Присмирели и супруги, а вместе с ними взяла паузу и вся преступность в районе. Патрульные не сообщали ни о торговцах наркотиками, ни о попытках взлома, ни даже о разбитой витрине на Кармайн-стрит, которую последние три ночи упорно разбивал неизвестный маньяк.

«Нет, так легко закончить дежурство мне не дадут», – думал капитан Буанзен, следя за минутной стрелкой. И он оказался прав: без двадцати семь поступил вызов из северо-запада – в пригороде Барух случилась перестрелка.

Еще пару месяцев назад он бы об этом даже не узнал – где его участок, а где пригород Барух, но на последнем совещании в городском управлении было решено помочь службе пригородных шерифов, поскольку они не справлялись с захлестнувшей их территорию волной воровства и грабежей. Шефствовать над Барухом выпало сорок второму участку, в котором и служил капитан Буанзен.

«Ну и ладно, вернусь, попью кофе – тут и дежурству конец», – подумал он, оставляя прокуренное помещение участка.

Вместе с молчаливым сержантом они отправились в дорогу и к восьми утра прибыли на место. Деревенский шериф по фамилии то ли Гутхор, то ли Гутторн – капитан не разобрал, да и не собирался выяснять – сопроводил городских полицейских к дому, где и случилась перестрелка.

5

Пострадавшим оказался Кшиштоф Паллец, шестидесятипятилетний пенсионер, проживавший в своем коттедже последние двадцать шесть лет, ранее не судимый, всю жизнь проработавший бухгалтером на табачной фабрике Свифта. Эти и многие другие сведения о себе пострадавший сообщил полицейскому и готов был еще долго рассказывать, если бы капитан время от времени не возвращал его к предмету расследования.

– Это было нападение, офицер! Персональное на падение! – объявил старик, потрясая головой, обернутой мокрым полотенцем. Он был необыкновенно возбужден и горел желанием оказать органам всю не обходимую помощь.

– Я стоял здесь, а он стоял там! – рассказывал старик, перебегая с места на место.

С чего все началось, сэр?

– С чего началось?

Пострадавший на мгновение задумался.

– Ах да, конечно! Дело в том, что я плохо засыпаю и, случается, подхожу к окну – вот к этому… – Он повернулся и указал на окно первого этажа. – Это моя спальня, но раньше я держал в этой комнате птиц.

– И что же вы увидели, сэр?

– Сначала ничего, потом пошел в туалет, а у меня, знаете ли, плохо отходит моча и случаются рези. Я провел в туалете минут двадцать, хотя поклясться не могу, возможно, чуть больше, а когда возвратился в спальню, снова подошел к окну… Собаки в лесу вели себя очень шумно, это меня насторожило.

– Вы имеете в виду парк, сэр?

– Это дальше парк, офицер, а здесь у нас настоящая чащоба! Порядок никто не желает наводить, у вас в городе, может, и не так, а наши местные власти вор на воре и вором погоняет.

– Мистер Паллец, это к делу не относится, – напомнил шериф, который и являлся представителем местных властей.

– Давайте начнем прямо с нападения, мистер Паллец, – предложил Буанзен. Он еще надеялся успеть выпить кофе перед сдачей дежурства.

– Да-да, офицер, я как раз к этому и приближаюсь.

Одним словом, подхожу я к окну и вижу: стоит черный человек.

– Что значит «черный», сэр?

– Черный – значит черный. Голова черная, руки черные, ноги черные.

– То есть вы хотите сказать, что это был бангиец?

– Если бы это был бангиец, офицер, я бы так и сказал – бангиец, а я говорю: он был черный.

Сплошь.

Капитан Буанзен и шериф переглянулись.

– Что он делал, этот черный человек? – спросил капитан.

– Он воровал мое белье… – произнес мистер Паллец таким тоном, словно сообщал о государственной измене.

– Черный человек воровал белье, – повторил капитан. – Скажите, сэр, это было какое-то особенное белье?

– Нет, ничего необычного, вот, посмотрите, при щепки остались, а вещей-то и нет.

– Что же пропало?

– Две пары брюк. Я стираю их сам. Другие носят в химчистку, но это дорого, и я не могу себе этого позволить. К тому же обе пары мне покупала моя покойная жена Эльза, я ведь теперь вдовец, офицер.

– Примите мои соболезнования, сэр, но нельзя ли перейти к самому происшествию.

– Я о нем и рассказываю, офицер. Вот же, пропали двое брюк и две рубашки. Это для меня не происшествие, а целая драма.

– Кто первым стрелял – они или вы?

– Сейчас я и до этого дойду, офицер. Заметив черного человека, я поспешил в соседнюю комнату, там прежде была библиотека, но почти все книги поели лесные термиты, пришлось отдать в школу.

Так вот, о чем это я? Ах да! Ружье! У меня есть чудесное ружье, которое осталось мне от отца, – марки «Берроун». Замечательное ружье двенадцатого калибра!

Старик так разошелся, что полотенце с его головы упало, однако он не обратил на это внимания. Его лицо разрумянилось, глаза блестели.

– Я взял ружье и зарядил его картечью! Вообще-то я охотился только на боровую дичь, а для нее хороша дробь «третий номер», бывало, годился и «четвертый», но для охраны дома – только картечь, скажу я вам.

Только картечь «два нуля».

– Вы зарядили ружье и вышли из дома. Что было дальше? – попытался помочь капитан. Чашка горя чего кофе перед – сдачей дежурства превращалась в несбыточную мечту.